Статья Франца Вертфоллена

П.О.П.Ц.А Правовое Обеспечение Пиздеца Церковью Автоматонов

e_asikvZHNk

#люди

#ксенофобия

#лгбт

#будущее

Горн! Горн! Горн!

Бодрый марш.

Мальчишки строем

четко по утру идут:

величие предков!

Родина – мать, отец – труд!

Мир против нас, но мы переборем.

Страна, твой сын не трус!

Из-за подобных истеричных кричалок в Берлине сороковых ты не мог открыть окна по утрам.

Иные хотят слышать подобную ересь от мальчишек сегодня.

Но что плохого в любви к Родине?

Что плохого в истерике 9-летнего существа, орущего «твой сын не трус!»?

Трусость, например.

Вскроем черепушку и заглянем в мозг 13-летнего гитлерюгендца.

Мы увидим там смелость? Готовность встречать жизнь грудью, а не раком?   

Может, мы увидим там пресловутое «величие предков» – арийцев, славян, белых протестантов – нужное подчеркнуть.

Нет.

Мы увидим там психоз маленького существа, с каждым днем всё более запуганного миром, который, очевидно, против него – так ему говорят все: мир против нас, против тебя, мир против!

Как вы понимаете, жизнь в девять лет из установки «мир против тебя» психически здоровее не делает. Но ах, если б на этом проблемы нашего 9-13-летнего гитлерюгендца-единороса закончились. Они с этого только начинаются. Мало того, что весь мир против тебя – все хотят тебя обмануть, поиметь, заточить… Обама, Байден и Си лично прибегают срать в твои подъезды – так ты должен ещё всем и на каждом шагу что-то доказывать. Доказывать, что ты не трус, не понимая даже, что это – трусость? Доказывать, что патриот, не чувствуя на самом деле ничего, кроме ненависти и ужаса. Доказывать, что мужик, когда единственное, чего хочется по-настоящему – это свернуться клубком и спрятаться под кроватью от всех давящих на тебя «должен», «обязан» и «докажи!».

А ты читатель понимаешь, что такое трусость?

А что такое смелость?

Смелость – это истерично, не зная, как уже терпеть дальше свою тошную жизнь, прыгнуть на амбразуру, чтобы всё быстрее закончилось?

Или смелость – это взяться за что-то, в успех чего никто не верит, как, например, в развитие бизнесов в нищей стране с измученным населением, и построить – не разрушить, а построить – чудо, которое в этом Мордоре никто из орков и представить себе не мог.

Для чего нужно больше смелости?

Для того, чтоб превращать орков в людей или тупо бросаться на амбразуры?

Для того, чтоб скорчить морду кирпичом – вот ты какой брутальный – или осмелиться и улыбнуться приятному тебе человеку в общественном транспорте?

Нужно больше смелости для того, чтоб насрать мимо урны – во, я какой крутой, хочу и сру где попало, хочу и порчу! – или на то, чтоб пойти и среди уёбищных орков вдруг установить солнышко, когда даже самые заскорузлые урукхаи начинают чувствовать себя обязанными поддерживать чистоту, в том числе и внутреннюю.

Смелость – это не на амбразуры под водкой бросаться, это взять и построить на пустыре дворец, в разрухе – корпорацию, которая трудоустраивает, в пустыне – колодец.

Смелость – это не окаменевшая от ужаса перед жизнью морда кирпичом, но работа с миром через выражение своих эмоций, когда ты не отсиживаешься на хмурой жопе в хате с краю у треснутого корыта, а идешь и меняешь людей, зажигая их ссохшиеся аляповато-красные ветоши своим огнем.

Но что из этого есть у перепуганного мальчишки, который вот-вот растает в истерике из-за внутреннего ужаса показаться слишком мягким? Показаться трусом? Показаться глупцом? Показаться не мужчиной?

И ключевое слово тут – показаться.

Доведенные до психозов массовым скандированием чухни люди не бояться быть глупыми, они бояться глупыми показаться. Для них не проблема факапить вещи, пока никто не знает, что это ТЫ зафакапил. Такой подход убивает экономику на корню. Для успешного развития, людям должен быть важен результат, а не то, что их наругают за то, что они «неправильные», «трусы» и «дураки».

Смелость – это не бояться услышать про себя, что ты ебанат.

Смелость – это не говнить на указания на твою глупость, а принять их и исправить своё ебанатство.

Вот только нацисты на такое не способны.

Любой нацизм – славянский он или арийский – как раз про доказалки жизни, что ты не ебанат. Не про получение результата, но про доказалки, что это не ты ступил – вот про это нацизм, поэтому нацисты в любой долгосрочной перспективе не выиграют никогда.

Поэтому «тысячелетний» Рейх не продержался и двадцати лет.

И ничего хорошего от всяких «гей! Мы – славяне!!», «мы – арийцы!» (необходимую национальность подставить), «мы – православные!» или «мы – мусульмане!» (необходимую религию подставить) ждать не стоит.

Люди, кричащие такое, точно не сосредоточены на результате.

И дело не в национальностях или религиях, а в группке психотичных людей, использующих национальность или религию, чтоб с пеной у рта доказывать миру, что они праведны и меняться им не надо. А надо дальше быть неистовыми сектантами жопы, молящимися на деле лишь неподвижности своей пятой точки.

Такие существа становятся автоматонами.

Не роботами, нет.

Робот сложнее. Искусственный интеллект нынче куда умнее таких людей: он учится на своих ошибках,

а они их неистово отрицают.

Зато в Средневековье знать баловалась автоматонами. Некоторые из них работают до сих пор. Деревянные, ярко раскрашенные фигурки на колесиках, способные механически двигать головой и руками, передвигаться, благодаря механизму из шестеренок внутри. По сути, то деревянные бочки, нашпигованные шестеренками, способные лишь на парочку простейших движений, имитирующих человека.

Часто автоматоны вырезали в форме монахов. Чтоб они могли делать вид, что молятся за твою душу.

Конечно, ни один уважающий себя христианин в такие молитвы не верил.

Какая молитва у бездушной бочки?

Тут впору задуматься – а что такое душа?

Если не ударяться в религиозные прения в роде – это то, что съедает Амат, когда сердце тяжелее пера Маат; то, что отправляется в ад при нарушении поста и наличии смертных грехов; то, что снится Брахме на тысячеголовой кобре или то, что было вылеплено Кетцалькоатлем из навоза и шелухи кукурузы – в общем, если оставить религиозные убеждения в стороне, что такое душа?

Что отличает Петю от Маши, Машу от Даши, Дашу от Саши? То, какие выборы они делают.

Утро. Петя чувствует себя пустотным хмырем и выбирает с этим ничего не делать, он не хочет брать на себя ответственность вручную изменить своё настроение, он выбирает дальше говнотно страдать и ждать, когда его настроение изменится само по себе, потому он выползает к кофейнику с рожей орка с похмелья. И мир реагирует на него соответственно.

Маша выбирает взять ответственность за своё настроение и создавать себе вайб. У неё есть беспокойство о рабочем скайпе, недовольство своей внешностью, но Маша выбирает не засунуть свои неприятные эмоции сковородкой в анус, а, наоборот, их зарегистрировать, признать и проработать. То есть не прятать от себя, что ей недовольно и взволновано, а сформулировать это себе: почему она себя так чувствует и как её мозгу теперь чувствовать себя иначе. И как именно «иначе». Маша наливает себе свой зеленый чай сосредотачивая себя на своем дне, но в целом позитивно.

Даша в кои-то веки получила свои три часа глубокого сна, два часа REM-сна и чувствует себя восхитительно, ей хочется петь, как Белоснежке в мультике, и она выбирает делиться своим солнцем со всеми окружающими, она шутит, печет сырники, накладывает домашним к ним варенья, заряжает желанием жить.

А вот Саша, тоже чувствуя себя физиологически хорошо, выбирает проявить себя… никак. Он проснулся во вполне симпатичном состоянии, просто Саша по жизни выбирает ничего не выбирать. Он «отстаивается» в уголке лужей. Поэтому он отсутствующе жуёт сырник, не чувствуя его вкуса, отсутствующе глотает не то кофе, не то чай, и отсутствующе передвигает свои не то лапы, не то ноги по жизни.

Каждую секунду вашего существования вы совершаете выборы – как себя чувствовать и как взаимодействовать с миром.

Выбор уползать карпом под корягу и ничего не выбирать – это тоже выбор.

Совокупность всех этих выборов, привычек в выборах и вашего восприятия мира и даёт то самое «Я», коим вы себя называете.

Постройка этого «Я» кропотливый и не быстрый процесс.

Процесс-открытие.

Ты пробуешь разные формы, разные «строительные материалы», чтоб понять – что же тебе ближе, на что ты больше походишь, кем счастлив быть.

Постройка этого «Я» и есть поиски счастья.

И это бесконечный процесс, потому что мир меняется, реальность меняется, и ты должен меняться вместе с ними.

А теперь давайте представим себе две жизни – Гюнтера, одного из мальчишек, дробящих шаг под барабаны в Рейхе, и Грегори, современного уроженца Берлина.

Оба парня относятся к так называемому «среднему классу». У обоих парней среднестатистические семьи по своему эмоционально-интеллектуальному развитию – не тупее, но и не умнее большинства.

И Гюнтер, и Грегори, безусловно, не раз обожгутся о жизнь, не раз будут разочарованы людьми, собой, планетой, но…

вот Гюнтер, ему три года, он забился в угол в ужасе, потому что отец сейчас орет на мать, до этого орал на Гюнтера из-за того, что, как все трехлетние дети, Гюнтер в магазине разревелся от непереносимой обиды – ему давно обещали поход за игрушками, он его так ждал, так ждал! Вот они, наконец, дошли до магазина, а Гюнтеру захотелось не стальных машинок, которые нравились отцу, а большую куклу – она розовая, яркая, с блондинистыми пушистыми волосами – восторг для детского глаза.

Но куклу не купили.

А когда он разревелся, его отшлепали, оказалось, именно ему куклы нельзя, Гертруде можно, а ему, Гюнтеру, нельзя, он грязный, глупый и неправильный.

А всё потому, что он хочет куклу, а не машинку.

Он должен хотеть машинки.

А он хочет куклу.

Потому что она яркая, а они нет.

Они грязно-зеленого цвета.

Но вот красный отец перекошенной рожей орет на мать, что она дура и испортила сына.

А она орет, что он дурак и сам ничегошеньки не делает для детей.

Отец орет на неё в ответ, бьет по лицу, подзывает к себе Гюнтера, который трясется каждой поджилкой, что и его сейчас изобьют, и тогда отец ещё четверть часа орет на трехлетнее ничего не понимающее животное, что способно из этого всего сделать только один вывод – его желания неправильные и грязные.

А надо желать правильные и одобренные вещи.

С этого дня Гюнтер запоминает, что проявлять себя нельзя.

Надо себя прятать.

Надо вызнавать, что правильно, а что нет, и не дай бог тебе оступиться! Вообще не рискуй. Сиди тихо и не высовывайся. Лучше вообще ничего не чувствуй – вдруг твои чувства неправильные?

И не думай тоже – вдруг мысли тоже неправильные – жди, пока кто из взрослых или из партии продиктует тебе, что ты должен говорить –

о чем тебе верещать в твоем ужасе оказаться неправильным.

Превращение человека в трусливое, истеричное и безмысленное существо, понятное дело, не происходит за один раз. Но за куклой будут ещё и ещё ситуации, в которых Гюнтеру будет отказано в эмоциях,

в выборах,

в жизни.

И вот он девятилетний, озлобленный зуботычинами отца, воспитанием ремнем (хотя как ремень поможет лучше разобрать математику?), не умеющий как-либо выражать эмоции, да и не желающий их выражать, потому что давно потерявший себя человечек, марширует с другими такими же давно потерявшими себя, избитыми, душевно уже покалеченными девятилетними истериками, которые отчаянно вопят заученную кричалку про «твой сын не трус», и писаются от ужаса, что кто-то скажет про них, что они не мальчишки…

Или трусы…

Или крысы…

При этом страшно не быть трусом, а то, что про тебя скажут при всех, что ты трус.

Страшно не быть крысой, а то, что тебя выведут и обличат прилюдно.

Маршируют под горн девятилетние истерики и кричат, что они не трусы, не испытывая ничего, кроме страха и озлобленности загнанных в угол грызунов.

А кем если не загнанной в угол крыской им себя ещё ощущать, когда их лишили самого главного человеческого достоинства – возможности понимать и выражать СЕБЯ.

Не партию.

Не «родину».

Не ещё какую-либо высосанную из локтя мысленную конструкцию.

А СЕБЯ.

И теперь они все свои силы бросают не на то, чтоб делать мир лучше, а на то, чтоб миру истерично доказывать, что они – ПАЦАНЫ! Что они МУЩЩЩИНЫ! И не трусы! Доказывать! Доказывать! Враги! Нападают! Против нас!

Все против нас!

А теперь спросите себя – как такая загнанная в угол крыса сможет завести здоровую семью?

Разве такой Гюнтер сможет вообще с кем-либо адекватно разговаривать, когда любое «нет», да даже любое «да» тут же в его глазах посягает на его МУЖЕСТВЕННОСТЬ, которую ему так надо отстаивать, доказывать!

Если он подойдет к девушке, а она скажет ему «нет», это же всё! Это все про него скажут, что он не мужик! Вот же мерзкая баба, она назло ему отказала, чтоб унизить, очевидно! Он и так всю жизнь всем доказывает, что не лузер и мужик, а она его унижает!

Устраивает трехлетний сын истерику в магазине – лупи! Он назло! Он посягает на твой авторитет! Ори перекошенной рожей на жену – она ребенка испортила, пока ты деньги зарабатывал! Обвини кого-нибудь, лишь бы тебе не прилетело, что ты дегенерат.

Ужас! Трехлетний сын не машинку хочет, как должен, обязан же! Это же закон природы, господом Боженькой всецело заверенный, что мальчишки должны хотеть стрелялок, войн, машинок, а он, глядите, он к блесткам для девок потянулся, ещё на волосы навацкал! Никак пидора растим! Правильно – лупи его, мелкого мужеложца, за розовые блестки в волосах, лупи жену, что она, дура, пидора растит, а то вдруг ещё окружающие подумают, что ты чмо и не мужик, от того у тебя и сын такой выродился.  

Здоровые отношения.

Радужные.

А теперь подумайте, как такой перекошенный вечной истерикой Гюнтер будет работать.

Как он будет мыслить «вне коробки», если он в принципе мыслить не способен?

Для того, чтоб массифицировать те же персональные компьютеры, жизнь без которых сегодня себе не представляет никто, нужно было не просто свежее решение – сделать интерфейс дружественным для среднестатистического пользователя, очень далекого от языков программирования, нужны были люди, готовые это всё поддержать.

Люди, верящие в перемены.

Люди, желающие перемен.

При всех заслугах СССР Сергей Брин создал Гугл не в России.

Ни интернет, ни ПК, ни планшеты, ни сотовые телефоны – ничего, из того, что так изменило мир после Второй Мировой, не вышло из СССР, и не потому, что там геном у людей неправильный, а потому, что тоталитарное общество с диктатурой автоматонов душит в корне любые изменения.

А прогресс, в том числе и технический, на изменениях зиждется.

Прогресс требует смелости.

А автоматоны трусливы. Они лучше сдохнут, чем будут меняться под новые необходимости мира.

Они миногой присосутся к илистым останкам «традиционных ценностей», даже если всё, что из этих останков можно насосать – это трупный яд.

Автоматоны не знают счастья, и не хотят, чтоб его узнал кто-либо другой.

Они обрыдлы сами и хотят в таких же обрыдлостей превратить всех.

Давайте посмотрим на жизнь Грегори. Если Гюнтер попал под диктат Третьего Рейха, то Грегори повезло родиться в свободной от перекошенного национал-социализма и от косматого коммунизма Германии.

Его родители читали книжки об эмоциональном интеллекте.

Это всё тот же «средний класс», но в современных условиях средняя статистика Германии больше не прибегает к воспитанию ремнем. Люди стараются решать конфликты словами, разбираясь и формулируя свои эмоции. Потому Грегори не видит красной рожи отца, орущего на мать, или мать с синяками.

Грегори хочет куклу? Ему покупают куклу. Лего Звездных Войн с джедаями? Ему покупают Лего.

Родители Грегори знают, что мимолетное желание трехлетнего сына подержать пушистое, розовое, яркое никак не влияет на его ориентацию

или гендер.

Если Грегори решит в какой-то момент своей жизни, что на самом деле он Грегориана, то он знает, что окружающим будет все равно. Те, кто любил его, продолжат любить, те, кто не очень, не полюбят его больше, гендер не производит никакого дополнительного впечатления: твой гендер – твоё дело.

Твоё тело – твоё дело.

Ты волен выбирать.

И ты ответственен за свой выбор.

Если твой выбор делает тебя несчастным, в этом виноват ты сам. Надо было думать головой.

Можешь играть с куклой, можешь с лего, а можешь с друзьями в мяч,

а можешь вообще с искусственным интеллектом в шахматы.

Что из этого лучше отражает тебя? Что нравится больше?

Грегори растет, понимая, что можно и А, и Б, и В, что у него много вариантов, но это изобилие идет с ответственностью за последствия.

Грегори растет, понимая, что счастье не падает с неба на голову, и нечего говнить на мир за то, что ты несчастен – встань и измени реальность.

Прояви себя.

Что куда легче сказать, чем сделать: чтоб проявить себя, нужно быть в синхроне со своими чувствами – проживать их, формулировать, думать, как выразить так, чтоб получить результат.

Мир Грегори куда объемнее и сложнее мира Гюнтера.

Но и счастливее тоже.

Гюнтер в профессиональной деятельности схватится за первую вещь, что получается у него без фейлов и одобрена партией – не угрожает его маскулинности.

Гюнтер схватится за что угодно, лишь бы от него отъебались, и ужасный штамп «не такого» больше ему не грозил.

Грегори волен экспериментировать со своей жизнью: он может с 14 до 18 лет вести бьюти-блог о том, как рисовать себе самые распрекрасные кошачьи глаза, в 18 уйти в армию контрактником, продолжать вести свой бьюти-блог оттуда, дополнив его тренировками для идеальных шести кубиков пресса. Потом он может поступить на конструктора военных дронов, снимая Тик-Токи со своим хобби по пошиву платьев викторианской эпохи.

Гюнтера долбят разными вариациями «нет бабы, не мужик», Грегори, подбирая себе партнеров, не на гениталии ориентируется, а на душу: на притяжение, на совпадение интересов…

Гюнтер не может ориентироваться на интересы, потому что в его кособоком обществе интересов нет.

Есть выученные правильные речовки, правильные времяпрепровождения и доказалки, доказалки, доказалки, что ты правильный и мужик.

В обществе Грегори есть свобода.

Хочешь рисовать себе кошачьи глазки, служить в армии, разрабатывать дроны, занимаясь при этом пошивом сложносочиненных платьев со складками Ватто? Вперед.

Лишь бы это делало тебя счастливым. Счастливой. Счастливыми…

Говоря о семье, церковники в России визжат о душе, а ориентируются на письку.

В обществе Грегори ни о чем не визжат, но, говоря о семье, ориентируются на счастье. На душу. Найди того человека, с которым у вас будет редкое среди людей чувство принадлежности. И не важно, какой формы у него гениталии, важно, чтоб вы были гармоничны вместе. Важно, чтоб в отношениях между вами не было токсичности и обрыдлости обиженных на жизнь крыс.

Важно, чтоб вы радовали друг друга, а не гнобили.

Важно, чтоб вам хотелось просыпаться утром, чтоб провести ещё один день вместе, а форма гениталий там дело десятое.

Детей Гюнтер заводит потому, что так надо. Такое одобряется. В своих вечных доказалках миру, какой он хороший, он обязан завести детей и делать вид, что дети – цветы жизни, хотя на самом деле, Гюнтеру с детства хочется лишь одного – поскорее от всего отъебаться, от детей в том числе. Он же не для себя их заводит, не из желания, пришедшего изнутри, а потому что так надо. Надо завести и надо визжать – дети цветы жизни! Я отец! Я горжусь!

Чем?

Тем, что твоя сперма смогла биологически произвести ещё одно существо на этой уже и без того перенаселенной истериками планете?

Хомяк тоже отец. И петух. И выхухоль.

И это ещё большой вопрос: кто лучший отец – дебил, который распускает руки, потому что трех слов связать не может, или выхухоль?

А вот Грегори, если заведет детей, потому что у него есть выбор – заводить или не заводить, он заведет детей для себя. Что тут же делает отношения с будущими детьми настолько здоровее хотя бы потому, что Грегори лучше понимает, на что он идет. Он делает это не чтобы от мира отъебаться или ещё одну медальку хорошести заработать, не чтобы миру доказать, что он не пидорас или лох. Грегори заводит детей, потому что ему хочется такого опыта. И то уже не о сперме, но о воспитании – не о биологическом зачатии, на которое и морские огурцы способны, а о взращивании,

о превращении комочка из жира и мяса в человека.

И не важно с кем Грегори решит завести ребенка – с Томом, Матильдой или Тэйлор, чьё местоимение вообще «они» – важно, что климат у этой пары будет куда здоровее, чем у любой пары с Гюнтером, потому что люди к этой паре пришли осознаннее, не загнанными крысками, боящимися своих желаний, а именно что людьми, попробовавшими разные опции и понявшими: вот это то, что я искал.   

Увидь, читатель, ЛГБТ+ свобода – это куда обширнее чем «с кем тебе спать». Это твоё право на выбор.

Не только партнера,

но жизни – что носить, что любить, что думать, что чувствовать.

Табуируя столь базовые выборы человека, как «кто притягивает меня?», «как я хочу себя проявлять?», тебя снизводят до формы твоих гениталий,

до дерганного истерика, не умеющего ни думать, ни чувствовать,

живущего обидой и ужасом,

и абсолютно не способного на счастье.  

И тогда тебе остаются лишь глупые и напыщенные,

косматые и кособокие кричалки,

топорные в своей бессмысленности «величие предков!», «Мир против нас, но мы переборем!», «Мы не трусы! Не трусы! Не трусы!».

Ни одному здоровому человеку не придет в голову ходить по улице и орать «Я не больной! Не больной! Не больной!». Что вы подумаете о первом же встречном, яро дубасящем в барабан и прикрикивающем «я не больной!»?

Вы подумаете, что он болен.

Так что думать о парнях, отстукивающих башмаками по брусчатке Третьего Рейха или «Третьего Рима» с его Красной площадью?

О парнях, выкрикивающих бессмысленные кричалки, вопилки и пыхтелки только, увы, совсем не как очаровательный советский Винни.

Что они больны.

И многие из них могли бы быть спасены.

Многие жаждут спасения,

и даже не от украинских наступательных операций,

а от пиздеца, который им старательно обеспечивает законами церковь автоматонов,

давно потерявших какую-либо сцепку с реальностью.

Мир меняется.

Каждую секунду мир иной, чем прежде, в нем новые вызовы, новые задачи, новые расклады.

И то – здорово,

иначе мы бы никогда не выбрались из шкур и пещер, где оставляли отпечатки рук перед охотой.

Величие предков? Каких? Австралопитеков? Хомо эректусов?

Традиционные ценности? Чьи? Хомо Габилис или сразу Сахелантропа Чадского – того, который общий предок людей и бонобо.

Какое к черту «величие предков»? Люди более-менее осознанно способны вспомнить свои последние десять тысяч лет, что в исчислении планеты, идущим на сотни миллионов лет, даже не кроха в поле. Мы всего лишь ещё один род прямоходящих обезьян, тупых достаточно, чтоб сделать себе харакири ядерным Армагеддоном.

Да, у нас были свои герои.

И свои злодеи.

И они много раз менялись местами за последние десять тысяч лет.

И, может, мы станем чуть меньше обезьянами, когда перестанем делиться на национальности, а осознаем, что всё, что есть на сегодняшний день в «культурном фонде» человечества – от египетских пирамид до искусственного интеллекта – это достижение человечества. Всего. Вместе. И нам не надо рас или национальностей. Нам нужно объединение.

Не ненависть, страх перед отличным от тебя и разделение.

Но смелость, приятие и единство.

Если мы, конечно, не хотим доказать миру, что мы тупые достаточно для того, чтоб вывести себя, вшей, с планеты ядерными боеголовками.

Любая гомофобия – это абсолютно то же зло, что нацизм, потому что корни у них одни: ксенофобия.

Боязнь нового.

Боязнь другого.

Боязнь.

Боязнь.

Боязнь.

Оттого нацистам и надо орать, что они не трусы: в них нет ни одного атома смелости.

Смелость – это работа с новой информацией, а не ненависть к ней.

Смелость – это коммуницировать так, чтоб окружающим хотелось вставать под твои знамена, а не плевать в тебя, защищая свою независимость до последнего вдоха.

Смелость – это жить из «вот я, мир, и вот сердце моё, и оно открыто», а не из «мир против нас!», «враги, недруги, обижают!».

Смелость – это учить детей искать любви и нежности, искренности и открытости, и приветствовать любого человека, с которым твои дети, наконец, столь редкие вещи найдут.

Смелость – это смотреть в душу, а не зацикливаться автоматонами на письке – мужик с бабой, баба и мужик, только так, никак иначе! Писька висит – мужик! Не висит – баба! Баба с мужиком, мужик с бабой! Не верите?! АААА, а как же традиционные ценности?!

Опять-таки кого традиционные ценности – австралопитека?

Тоже предок.

Похоже, тоже велик.

И не поспоришь – погуглите Сахелантропа Чадского, умный взгляд. Умнее и добрее многих современных деятелей политики. Так что для них да, для них Сахелантроп – величие.

И ты не можешь залезть человеку в трусы – о, писька висит, значит, вот так себя идентифицируй и вот с этими спи – не лишая людей базового человеческого достоинства – права выбора кирпичиков их «Я».

А лиши людей их «Я», лоботомируй их, чтоб они были такие же трусливые, дебелые, бесполезные, как ты, автоматон, и любое их скопление – деревня, город, страна – обречено. Для прогресса нужны горящие глаза и живое сердце, а не подавленный рассудок, мертвое нутро и пустой, ни в чем не заинтересованный взгляд австралопитека с традиционными ценностями сахелантропа.

И тут вопрос – что делать в стране с правовым обеспечением пиздеца автоматонами?

О, люди!

Всякий раз, когда вас встряхивает, вы округляете глаза, вытягиваете мордочки – «а чё делать-то, а?», почесывая щёку – «чё делать?».

Вы как стрекоза из басни – лето целое пропела, вот зима катит в глаза, а она щёку заснеженную чешет – «О! а чё делать-то, а?».

Лето целое пропела, так иди же попляши.

Какой ещё ответ вы ждете?

И это риторический вопрос, я знаю прекрасно – какой.

Такой, который вам позволяет и дальше щёки чесать, не меняясь.

Такой, где есть простые четкие действия по типу – загадай желание, чтоб этого всего не было, поплюй через плечо, тут-то оно и исполнится.

Да только ни войны, ни прогнившие балки общества не исчезнут, потому что вы на марафоне желаний желание манифестировали,

через плечо поплевали.

В России не выйдешь на баррикады,

но я в любом случае никому никогда баррикады бы не советовал –

не баррикадами дело решается.

Качеством людей.

Чудный профессор Преображенский вам завещал – чтоб избавиться от разрухи, каждому надо садиться за стол и лупить себя по затылку, чтоб из себя эту разруху вычистить.

Хотите знать, как в П.О.П.Ц.Е остаться человеком, а не истеричным моллюском истошно вопящим речовки?

Выбивайте. Автоматона. Из себя.

Хотите знать, как выжить в войне?

Выбивайте из себя автоматона.

Есть кучи советов по выживанию – от того, что пить при обезвоженности и до того, как выбивать ножи или пистолеты из рук.

Но автоматону они не помогут.

Потому что для жизни тебе нужно умение жить.

Умение мыслить.

Умение не говнить на правду о себе, когда жизнь макает тебя мордой в аммиачную лужу твоей недостаточности.

Умение меняться.

Хотите знать, как выжить?

Выбивайте из себя автоматона.

Но это не тот ответ, который вы ждете.

Потому что он обещает скрупулезную, подчас болезненную работу с неприятными открытиями о себе.

При этом это единственный ответ, который искренен

и ценен.

Единственный, обещающий вам результат.

Вот Лумпасия. Лумпасия лесбиянка, она смотрит на законы, которые принимаются, на рожи людей на улице, становящиеся всё более нетерпимыми и орочьими, потому что всё более несчастными в ненависти к миру. «То Байден в подъездах ссыт, то НАТО, то эти геи-лесбиянки, понимаешь! И все лезут, все обижают, Русь-матушку!» – когда из такого живешь, как тебе быть счастливым?

И вот Лумпасия видит все эти хари, все более готовые набрасываться, набрасываться, набрасываться, как крысы в ужасе, у которых увеличивается слюноотделение.

Лумпасия понимает, что ей не обняться с девушкой в скверике, надо прятать себя на работе и тоже надо бояться, бояться, бояться…

Лумпасия обиженно чешет щёку – а чё делать-то?!

А когда ей полгода назад видео некоего Франца Вертфоллена на Ютюбе попалось, о войне, правда, не об ЛГБТ. Но видео, в котором этот молодой человек в принципе описывал состояние в России. Вот тогда Лумпасия на видео заговнила – «да не так всё плохо у нас! Не, не верю, что ну такая попца наступает. Не может быть. И вообще чего он меня жить учит? Никто меня не имеет права жизни учить! Я сама у себя есть, о как!».

А почему Лумпасия на видео заговнила?

Потому что она маленький обиженный на жизнь прыщ с наперсточным рассудком, не умеющий вовсе мыслить и хоть как-то точки соединять, а видео ей не говорило, что она королевна, оно крайне необратимо до неё донесло – будешь прыщом, сдохнешь. Точка. Меняйся. Но вы, люди, не способны меняться сами, это проверено эмпирически столетиями. Вот тебе Шот Жизни, маленькое животное, чтобы голову расширять.

А Лумпасия не хочет.

Охуели что ли! Это у неё наперсточный рассудок?! Это ей надо ещё какую-то работу прикладывать, чтоб меньше на жизнь говнить? Вы чё, а?

А теперь Лумпасия, которую не надо жизни учить, делает квадратные глаза, приползает ко мне и спрашивает – а чё делать-то?

Как в дворовой присказке – что делать? Снимать трусы и бегать.

Как вы ещё ответите такой Лумпасии?

При этом Лумпасия ожидает, что мой ответ должен измениться, что я не выдам ей сейчас стандартное – выдавливай из себя прыща и работай над вместимостью твоей головы, стрекоза.

Лумпасия ждет простого ответа. Бездейственного. Не топчущего её гордыньку. Например, молись. Молись на ночь, Дездемона.

Позвони по этому номеру, тебе помогут. Как будто какой-либо фонд или организация смогут изменить климат в стране сами по себе.

Или я должен протянуть ей визу в США. В Европу. А кому она там нужна – заскорузлая оркша, которая говнит на жизнь особенно истошно в моменты, когда ей надо действовать. Ещё и старается себя выгораживать, когда ты ей показываешь, что именно в ней должно измениться. Тогда Лумпасия начинает визжать и доказывать, что она не окаменевшей тролль, а вот же, вот! Вот дипломчики! Вот наградки! Вот досочка достижений! Вот она активистка какая!

А когда у тебя миллионы таких Лумпасий, что ты можешь с ними изменить?

Ничего.

Они обречены ходить и говнить на жизнь всю жизнь. Строить из себя кухонных мартиров,

которых никто уже и не хочет жизни учить,

зачем тратить время на дерьмо?

Вот не будь таким дерьмом, читатель.

Выживай дерьмо из себя.

Начни с этого.

Выживай из себя такую Лумпасию.

Я строю людей на Шоте.

И я честен – это не даётся людям легко. Но кто обманул вас, маленькие стрекозы, почему вы живете так, как будто постоянное счастье было обещано вам при рождении всем хором архангелов, спустившихся к промежности вашей матери и орущих басом вашей вылезающей головке – вот ты, Лумпасия, будешь счастлива сама собой!

А вы именно так живете, и говните на жизнь, как будто она вас наебала – вам хор архангелов обещал тотальное и константное счастье, а у вас только тяжесть и обрыдлость или вообще пустота. Наебали!

Почему вы живете так, будто вашу жизнь должны проживать не вы?

Почему вы живете зрителем вашей жизни, говнящим на то, что зрелище жалко, но ещё больше говнящим на правду – эй, вставай с жопы и ПРИЛАГАЙ усилия, РАБОТАЙ над зрелищем, чтоб оно стало радужным. Это же не постороннее зрелище. Это ТВОЯ жизнь.

Я строю людей на Шоте. Учу их переставать быть глистами в собственной жизни, а становится ей хоть немного хозяевами.

И ответ у меня на любые встряски будет один – что делать? Становись человеком.

Не глистом в своей собственной жизни, а человеком.

Только на людях можно строить лучшее будущее.

И зажавшись в своем уголке под одеялом человеком не станешь, так можно только влажно фапать своей гордынькой – я тут сам себе в человека линяю.

Ха.

Вот если ты не таков, читатель – не Лумпасия и не тихо фапающий своей гордынькой глист, что по жизни в «хате с краю», встретимся в чатах Шота.

Но в одном я согласен с автоматонами: отвратительные буквы «ЛГБТ». Их быть не должно.

Они излишне всё усложняют.

Переводи дыхание и читай дальше – почему.

ХОЧУ

получать все новые статьи "Не книги 2.0"

• Подписка на все статьи “Не книги 2.0”

• Видео Франца Вертфоллена, его лайфы, главные события — в личные сообщения

• Шанс задать вопрос “в студию” и получить ответ в статье